Виктор Петренко - первый отечественный фигурист, не считая Николая Панина-Коломенкина, который в 1992 году смог стать олимпийским чемпионом в мужском одиночном катании. Корреспондент агентства "Р-Спорт" Андрей Симоненко поговорил с выдающимся спортсменом о его пути к вершине спортивного Олимпа.
- Виктор, чтобы перекинуть мостик из современности в прошлое, хочу спросить вот о чем. Канадский фигурист Патрик Чан на парижском Гран-при обновил мировые рекорды по набранным баллам в обеих программах. Как вы относитесь к достижению трехкратного чемпиона мира, и могли ли вы представить в те годы, когда катались сами, что фигурное катание настолько преобразится и по сложности, и по артистизму?
- Фигурное катание вообще никогда не стояло на месте и двигалось всегда. Поэтому то, что мы сейчас видим, – нормальное течение и движение нашего вида спорта вперед. Мы видим многооборотные прыжки, больше реберного, дугового катания. И выступления Чана - яркая демонстрация этого прогресса, его катание очень достойное, и я получаю от него большое удовольствие.
- В чем главный прогресс по сравнению с вашими временами? Мастерство катания?
- Если вспомнить конец 1980-х годов, то мы тогда выступали по трем дисциплинам, были еще так называемые обязательные фигуры. Умея их правильно и качественно исполнять, ты учишься владеть коньком. То есть не было необходимости обращать внимание на дуговое катание, потому что, тренируя те навыки, которые приобретались во время обучения обязательным фигурам, владение коньком приходило само. Была целая плеяда фигуристов, не только владевших сложными прыжками, но и катавшихся очень хорошо. Может быть, не так хорошо, как сейчас катается тот же Чан, но на то время это было очень достойно.
- Вам лично, кстати, нравилась "школа" – исполнение обязательных фигур?
- Не скажу, что это была моя самая любимая дисциплина. Но я понимал, что это важная и необходимая часть фигурного катания. Так что относился к обязательным фигурам с терпением.
- Но когда отменили "школу", сильно, наверное, не расстроились?
- Не расстроился (смеется). Но, тем не менее, сейчас я бы с удовольствием посоревновался в исполнении обязательных фигур, если бы, конечно, такие турниры проводились бы. Мы годами учились владеть коньком, учились рисовать на льду – делали то, собственно, с чего начиналось фигурное катание. Ведь первые выступления фигуристов – это были не прыжки. Спортсмены приносили рисунок судьям, потом рисовали то же самое на чистом льду, и арбитры оценивали исполнение, насколько картина на льду соответствовала картине на бумаге. Когда к тебе приходит умение делать такие вещи, нельзя не получать от этого удовольствие. Но это приходит с годами.
- Вы воспитанник одесской школы фигурного катания, которая сама по себе уникальное явление. Жара, море – и фигурное катание…
- Соглашусь, что Одесса и фигурное катание в те годы, когда я начинал кататься, были двумя несовместимыми вещами, потому что в нашем городе лед видели только в холодильнике. Но группа людей, заинтересовавшись этим видом спорта, организовала школу, нашла возможность построить маленький каток нестандартного размера – 40 на 20 метров. Пригласили талантливых молодых тренеров – Галину Змиевскую, Бориса Рублева и многих других, набрали детей – и они начали работать. После чего в течение десяти лет школа зазвучала.
- Как вы попали в фигурное катание - как большинство детей, через группу здоровья?
- Так и есть. Болел часто в детстве, у меня был отит среднего уха, и доктор посоветовал родителям отдать меня в спорт, чтобы я закалился. Я, конечно, как все мальчишки, любил гонять мяч во дворе. Но меня записали в школу фигурного катания, и тогда это считалось престижно. Все смотрели телевизор, гремели фамилии звезд фигурного катания. Поначалу ходил без особого энтузиазма, но потом научился стоять на коньках, и пошло-поехало…
- Если я не ошибаюсь, к Галине Змиевской вы попали в 10-летнем возрасте, а в 18 лет уже выступали на Олимпийских играх. В какой момент произошел такой резкий скачок?
- То, что все серьезно, я понял на юношеском чемпионате мира в Саппоро в 1984 году, где выиграл золотую медаль. После этого осознал, что с фигурным катанием будет связана моя жизнь. Надо отметить, что у нас была очень хорошая, сильная группа. В ней выступали мои друзья-соперники – Вячеслав Загороднюк, мой брат Вова Петренко, Василий Еременко, другие отличные фигуристы. Когда ты выходишь на тренировку, и рядом катаются такие соперники – это подстегивает. И я этим ребятам очень благодарен, потому что у нас каждая тренировка превращалась в мини-состязание. И мы приходили туда с большим энтузиазмом и желанием.
- Мне почему-то кажется, что с братом у вас было принципиальное соперничество – как это обычно бывает в семье.
- Нет, у нас все было нормально. Мы не ссорились, а, наоборот, поддерживали друг друга. Бывало, я его обыгрывал, бывало, он меня. Мы воспринимали это как должное, с братом мне в этом плане повезло.
- То есть драться с вами он не пытался?
- Нет, и я с ним тоже (смеется). Мы же вместе с ним проходили через нагрузки, знали, насколько это тяжело. Так что какая могла быть зависть или другие негативные чувства?
- На Олимпиаде 1988 года в Калгари, куда вы попали в 18-летнем возрасте, чувствовали ответственность, или это что-то было нереальное?
- Ответственность чувствуется всегда, тем более к тому моменту я уже четыре года выступал на чемпионатах Европы, мира, то есть на очень серьезных соревнованиях. Попасть в команду было очень нелегко, шло серьезное соперничество, поэтому я очень гордился тем, что завоевал путевку на Олимпийские игры. Но с другой стороны, для меня, конечно, Олимпиада стала в таком возрасте чем-то запредельным. Это был такой праздник спорта! Олимпийские игры нельзя сравнить ни с одними соревнованиями. Огромное количество спортсменов, атмосфера… Каждый день вокруг победы и поражения, радость и слезы. Спорт в том виде, в котором мы его любим.
- В Канаду в тот момент впервые попали?
- Уже ездил на соревнования – на турнире "Скейт Канада" выступал. Так что Канада сама по себе меня уже не удивила. А вот атмосфера первых в жизни Олимпийских игр запала в душу навсегда. Находишься в олимпийской деревне с теми людьми, которых ты боготворишь, для меня это были Слава Фетисов, Игорь Ларионов. До этого я их видел только по телевизору, а тут они сидят рядом в столовой, хлопают по плечу – ну, как дела, как прошла тренировка? Для 18-летнего парня увидеть рядом кумиров – это было просто непередаваемо.
- На той Олимпиаде все внимание было приковано к дуэли Брайана Орсера и Брайана Бойтано. А вы надеялись стать призером?
- Я планировал войти в шестерку. Основная ответственность возлагалась на Сашу Фадеева и Вову Котина. А я был дебютант, мне просто нужно было научиться выступать, пройти через Олимпиаду. Но так получилось, что образовалась некая брешь, Саша допустил ошибку, Вова тоже не совсем чисто откатал короткую программу, а я "выстрелил", подобрался близко к лидерам. То же самое получилось и в произвольной программе.
- Смотрел на видео вашу произвольную программу "Дон Кихот", которую вы исполняли в Калгари. Такое впечатление, что вы катались настолько легко, будто не чувствовали никакого волнения.
- Это внешний эффект. И меня так учили, и я своих спортсменов учу: ты никогда не должен показывать, что тебе тяжело. Потому что зритель пришел смотреть на твое красивое катание, а не на мучение. Хотя, конечно, когда у тебя все складывается, легче выглядеть красиво и элегантно.
- То, что рядом катались Орсер и Бойтано, вас не напрягало – наверняка же это были кумиры.
- Естественно, это серьезные фигуристы и в техническом, и в артистическом плане. У них многому можно было поучиться – и я смотрел на них и учился. Приблизиться к ним на тот момент уже было непостижимым.
- Кто вам больше нравился как фигурист?
- Они очень разные. Бойтано был больше мастером техники, стабильно и правильно исполнял прыжки. Орсер же больше, на мой взгляд, делал упор на хореографию. Выделить кого-то одного из них я не могу. Что-то мне нравилось у Орсера, что-то – у Бойтано.
- Реально тогда было с ними пообщаться?
- Я тогда не настолько хорошо владел английским языком, но они были очень открытые ребята. До сих пор мы встречаемся, общаемся, вспоминаем то, что было раньше. Мы вместе прошли массу турниров, постоянно варились в одной каше – Олимпиада не была единственным соревнованием.
- Значит, понятие skating family – большая семья фигуристов – существовало и в те времена, когда был "железный занавес"?
- Конечно. Фигуристы всегда были одной семьей. Помню, и Бойтано, и другие американские спортсмены приезжали в советское время в Москву на Игры доброй воли, мы там нормально общались. Хотя за спинами стояли люди в строгих костюмах и поглядывали на нас (смеется).
- Вторая ваша Олимпиада в 1992 году в Альбервиле немножко странная в том смысле, что вы там выступали уже не за Советский Союз, но еще не за Украину.
- Это был переходный период, да. Но мы все равно выступали одной командой. То разделение, которое произошло, на нашем командном духе никак не отразилось. Мы точно так же болели друг за друга, переживали. Столько лет с ребятами вместе провели, столько испытаний прошли, сборы, соревнования… Даже вопросов не было на эту тему.
- Как спортсмену было легче на второй Олимпиаде?
- Думаю, что было немного сложнее. В психологическом плане. Больше ответственности. И фаворитом я точно не был. Среди возможных чемпионов называли Курта Браунинга, Петра Барну, Кристофера Боумэна… Сильные были ребята. Но и я уже был опытнее – знал, как и что происходит. Выступил. И вытащил свой счастливый билет, если так можно сказать.
- Идеально откататься не удалось?
- Я очень хорошо сделал короткую программу. А в произвольной допустил ошибки, и дальше решали судьи. Когда я ушел со льда, еще предстояло выступить Браунингу, другим фигуристам. Я ушел в раздевалку и там ждал, чем все закончится. И потом, помню, туда вбежал Боумэн и начал меня поздравлять: мол, парень, ты выиграл! Сначала, конечно, не понял, что произошло. Ощущение победы пришло позже. А в тот момент одна только мысль была – неужели?
- Кто как катался, смотрели?
- Нет. Вспомнил в тот момент Калгари, там я выступал последним в разминке, и мне запомнилось, что Бойтано демонстративно надел наушники и ушел. Решил поступить так же, как олимпийский чемпион.
- После Альбервиля Оксана Грищук и Евгений Платов, как и вы, воспитанники одесской школы, приняли решение представлять Россию. Перед вами когда-нибудь стоял вопрос выбора - Россия или Украина, думали над этим?
- Никогда не думал. Географически город, откуда я родом, является частью Украины, поэтому и я всегда представлял Украину.
- Тем не менее, вы согласны, что, если не считать Николая Панина-Коломенкина, в эпоху которого фигурное катание все-таки было совсем иным, именно вы являетесь первым отечественным олимпийским чемпионом?
- Не то что согласен - это действительно так. Я вырос в Советском Союзе, я воспитанник школы фигурного катания, которая была создана во времена Советского Союза. Я продукт этой системы. Была заложена серьезная база, и я первый фигурист, который добился такого результата. За мной пошли другие талантливые ребята - Леша Урманов, Илья Кулик, Леша Ягудин, Женя Плющенко. Но база у нас одна, советская. Ленинград, Москва, Одесса - это центры отечественного фигурного катания, в которых мы и выросли.
- После Олимпиады вы получили хоть какие-то призовые за победу?
- Нет, тогда такого не было. В то время в Одессе школа развалилась, все в стране менялось – денег не было вообще. Мне предложили контракт в США, и я уехал кататься в профессионалах.
- Но уже через два года вернулись после того, как профессиональным спортсменам разрешили выступать на Олимпийских играх…
- Да, причем решил вернуться сразу, без всяких сомнений. Прокатавшись год в профессионалах, понял, что еще не сказал своего последнего слова. Да и просто хотелось выступать, снова испытывать выброс адреналина. Чувствовал, что могу бороться и побеждать ребят, которые после Альбервиля остались в любителях.
- Что было главное, чему вы научились, выступая в профессиональном спорте?
- Представлять себя на льду. Работать с публикой, выходить на лед не зеленого цвета, а уверенно и красиво. Это всегда ценилось и сейчас ценится – когда спортсмен умеет себя правильно преподнести.
- В Лиллехаммере вам, к сожалению, не удалось откататься так, как хотелось бы.
- В любом случае это был хороший опыт. Я ни капельки не жалею, что вернулся, потому что я выступил на трех Олимпиадах. Если бы не вернулся, то наверняка корил бы себя за то, что была возможность, а я ей не воспользовался. А что касается Лиллехаммера… За весь тот сезон у меня был всего лишь один несчастливый день. И это был день короткой программы, 17 февраля 1994 года. За три недели до этого я чисто исполнил эту программу на чемпионате Европы, получил там оценки 5,9 и 6,0. Но лед скользкий, что тут еще скажешь.
- Стечение обстоятельств?
- Получилось так, что передо мной выступал эстонский фигурист, и у него посыпались шурупы из конька. А я в этот момент готовился к выходу на лед. У каждого спортсмена своя методика, своя моторика. Я четко знал до минуты, до секунды, что и когда мне надо сделать. Когда выйти в зал, когда начать привыкать к свету – и так далее. Вот я и готовлюсь по своей моторике, и вдруг ко мне подбегает тренер и говорит: эстонцу разрешили починить коньки и выступить потом, а тебе надо выходить прямо сейчас. Давай, быстрее, беги. Я не сразу понял – что, куда, зачем бежать?.. Вышел на лед раньше, задергался, поехал смотреть, не осталось ли шурупов на льду. А время-то, за которое надо начать программу, идет, меня уже вызвали… Показалось, что успокоился, но увы – не сложилось. Такое произошло со мной впервые, и, наверное, если бы все это случилось на чемпионате Одесской области, то я бы так не разволновался. Но на Олимпийских играх реакция оказалась совсем иной. Я анализировал эту ситуацию много лет и пришел к выводу, что причиной моей неудачи стал именно этот сбой в моторике подготовки. Впрочем, я хорошо откатал произвольную программу, стал единственным, кому поставили оценку 6,0. Так что было некоторое утешение. Наверное, это испытание мне было послано судьбой. И я считаю, что достойно через него прошел.
- Вы долгое время выступали в профессиональных чемпионатах мира с яркими номерами – одна ваша программа с куклой чего стоит. Почему, как считаете, идея заглохла, ведь эти турниры пользовались популярностью?
- Безусловно, это были очень интересные чемпионаты, и одна из дисциплин называлась шоу-программа, мы соревновались между собой, кто что выдумает. Технические элементы не считались основными, больше ценились интересные задумки. Соревнования проходили в Америке, полные залы собирались, приходили люди во фраках, в вечерних платьях. Катались фигуристы с именами… Чтобы соответствовать им, надо было придумывать что-то неординарное, и мы с тренером, с моей женой Ниной придумывали – приглашали хореографов с Бродвея, старались сделать нечто необычное. Но, к сожалению, это закончилось, сложно сказать, по каким причинам. Наверное, из-за каких-то бизнес-решений. В какой-то момент правообладатель у этого чемпионата сменился, решили сделать новый формат, профессионалы вместе с любителями, и проводить турнир по любительским правилам. А это зрителю оказалось не так интересно. Возможно, я ошибаюсь, это моя версия того, почему все закончилось.
- Если бы кто-то решил возродить подобные турниры, получилось бы? Ведь часто говорят, что к любительскому фигурному катанию интерес падает…
- Вряд ли сейчас это сработает. Дело в том, что если фигурист принимает участие в соревновании не под эгидой ISU и не с судьями ISU, то он теряет любительский статус. А этого сейчас никто не хочет, поэтому сильнейшие фигуристы на подобный чемпионат не поедут. Единственный вариант - если ISU сам создаст департамент по проведению такого турнира и организует его. Но я сомневаюсь в том, что это будет.
- Те телевизионные шоу, которые сейчас очень популярны в России, можно считать каким-то аналогом профессиональных чемпионатов?
- В некоторой степени да. Хотя здесь накатывают артистов, а там люди показывали свои профессиональные навыки. Тем не менее, нынешний формат телешоу я тоже считаю интересным.
- В завершение хотел задать несколько вопросов про вашу родную одесскую школу. В каком она сейчас состоянии?
- Периодически я там бываю, поэтому ответ - в никаком. Все пришло в такой упадок, что говорить об одесской школе сейчас тяжело. Тренеры работают, что-то делается, но современному уровню это не соответствует. О чем можно говорить, если в Одессе сейчас нет стандартного катка. Раньше был дворец спорта, но сейчас он пришел в такое состояние, что там просто невозможно заморозить лед. Говорят, что сейчас готовятся к Евробаскету, возможно, отремонтируют дворец, и что-то опять там появится. Но я верю не словам, а делам. Обещаний я слышал очень много - построим то, построим это. Но воз, к сожалению, и ныне там, пока ничего не сделано.
- Если до дела все-таки дойдут и вам предложат принять какое-либо участие в возрождении одесской школы - согласитесь?
- Это пока утопия, которую даже обсуждать нет смысла. Сначала что-то пусть сделают, а потом будем разговаривать.
